А.С.Пушкин

Изыде сеятель сеяти семена своя

Свободы сеятель пустынный,
Я вышел рано, до звезды;
Рукою чистой и безвинной
В порабощенные бразды
Бросал живительное семя –
Но потерял я только время,
Благие мысли и труды…

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич

О безответной любви.

Мой любимый  Асадов

Обидная любовь
 

Пробило десять. В доме тишина.
Она сидит и напряженно ждет.
Ей не до книг сейчас и не до сна,
Вдруг позвонит любимый, вдруг придет?!

Пусть вечер люстру звездную включил,
Не так уж поздно, день еще не прожит.
Не может быть, чтоб он не позвонил!
Чтобы не вспомнил - быть того не может!

"Конечно же, он рвался, и не раз,
Но масса дел: то это, то другое...
Зато он здесь и сердцем и душою".
К чему она хитрит перед собою
И для чего так лжет себе сейчас?

Ведь жизнь ее уже немало дней
Течет отнюдь не речкой Серебрянкой:
Ее любимый постоянно с ней -
Как хан Гирей с безвольной полонянкой.

Случалось, он под рюмку умилялся
Ее душой: "Так преданна всегда!"
Но что в душе той - радость иль беда?
Об этом он не ведал никогда,
Да и узнать ни разу не пытался.

Хвастлив иль груб он, трезв или хмелен,
В ответ - ни возражения, ни вздоха.
Прав только он и только он умен,
Она же лишь "чудачка" и "дуреха".

И ей ли уж не знать о том, что он
Ни в чем и никогда с ней не считался,
Сто раз ее бросал и возвращался,
Сто раз ей лгал и был всегда прощен.

В часы невзгод твердили ей друзья:
- Да с ним пора давным-давно расстаться.
Будь гордою. Довольно унижаться!
Сама пойми: ведь дальше так нельзя!

Она кивала, плакала порой.
И вдруг смотрела жалобно на всех:
- Но я люблю... Ужасно... Как на грех!..
И он уж все же не такой плохой!

Тут было бесполезно препираться,
И шла она в свой добровольный плен,
Чтоб вновь служить, чтоб снова унижаться
И ничего не требовать взамен.

Пробило полночь. В доме тишина...
Она сидит и неотступно ждет.
Ей не до книг сейчас и не до сна:
Вдруг позвонит? А вдруг еще придет?

Любовь приносит радость на порог.
С ней легче верить, и мечтать, и жить.
Но уж не дай, как говорится, бог
Вот так любить!

О, весна без конца и без краю -
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!
Принимаю тебя, неудача,
И удача, тебе мой привет!
В заколдованной области плача,
В тайне смеха – позорного нет!
Принимаю бессонные споры,
Утро в завесах темных окна,
Чтоб мои воспаленные взоры
Раздрожала, пьянила весна!
Принимаю пустынные веси!
И колодцы земных городов!
Осветленный простор поднебесий
И томление рабьих трудов!
И встречаю тебя у порога -
С буйным ветром в змеиных кудрях,
С неразгаданным именем бога
На холодных и сжатых губах…
Перед этой враждающей встречей
Никогда я не брошу щита…
Никогда не откроешь ты плечи…
Но над ними – хмельная мечта!
И смотрю, и вражду измеряю,
Ненавидя, кляня и любя:
За мученья, за гибель – я знаю -
Все равно: принимаю тебя!
                                         Александр Блок

Борис Пастернак

УЧИСЬ ПРОЩАТЬ

Учись прощать... Молись за обижающих,
Зло побеждай лучом добра.
Иди без колебаний в стан прощающих,
Пока горит Голгофская звезда.

Учись прощать, когда душа обижена,
И сердце, словно чаша горьких слез,
И кажется, что доброта вся выжжена,
Ты вспомни, как прощал Христос.

Учись прощать, прощать не только словом,
Но всей душой, всей сущностью своей.
Прощение рождается любовью
В творении молитвенных ночей.

Учись прощать. В прощеньи радость скрыта.
Великодушье лечит, как бальзам.
Кровь на Кресте за всех пролита.
Учись прощать, чтоб ты был прощен сам.

:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::

Прощаю всех, кого простить нельзя
Кто клеветой мостил мои дороги.
Господь учил: “Не будьте к близким строги.
Вас все равно всех помирит земля”.

Прощаю тех, кто добрые слова
Мне говорил, не веря в них нисколько.
И все-таки, как ни было мне горько,
Доверчивость моя была права.

Прощаю всех я, кто желал мне зла.
Но местью душу я свою не тешил.
Поскольку в битвах тоже не безгрешен.
Кого-то и моя нашла стрела.

Быть знаменитым некрасиво.
Не это подымает ввысь.
Не надо заводить архива,
Над рукописями трястись.

Цель творчества - самоотдача,
А не шумиха, не успех.
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех.

Но надо жить без самозванства,
Так жить, чтобы в конце концов
Привлечь к себе любовь пространства,
Услышать будущего зов.

И надо оставлять пробелы
В судьбе, а не среди бумаг,
Места и главы жизни целой
Отчеркивая на полях.

И окунаться в неизвестность,
И прятать в ней свои шаги,
Как прячется в тумане местность,
Когда в ней не видать ни зги.

Другие по живому следу
Пройдут твой путь за пядью пядь,
Но пораженья от победы
Ты сам не должен отличать.

И должен ни единой долькой
Не отступаться от лица,
Но быть живым, живым и только,
Живым и только до конца.

Владимир Высоцкий

Почему все не так? Вроде все как всегда:
То же небо опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Мне теперь не понять, кто же прав был из нас
В наших спорах без сна и покоя.
Мне не стало хватать его только сейчас,
Когда он не вернулся из боя.
Он молчал невпопад и не в такт подпевал,
Он всегда говорил про другое,
Он мне спать не давал, он с восходом вставал,
А вчера не вернулся из боя.
То, что пусто теперь, – не про то разговор.
Вдруг заметил я – нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Когда он не вернулся из боя.
Нынче вырвалась, будто из плена, весна.
По ошибке окликнул его я:
«Друг, оставь покурить». А в ответ – тишина:
Он вчера не вернулся из боя.
Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши павшие как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло – для обоих.
Все теперь одному. Только кажется мне:
Это я не вернулся из боя.

Юлия Друнина

Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву. И сотни раз - во сне...
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

1943

ВЕСЕННЯЯ ГРОЗА

Люблю грозу в начале мая,
как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Когда весенний, первый гром,

Гремят раскаты молодые,
Вот дождик брызнул, пыль летит,
Повисли перлы дождевые,
И солнце нити золотит.

С горы бежит поток проворный,
В лесу не молкнет птичий гам,
И гам лесной и шум нагорный -
Все вторит весело громам.

Ты скажешь: ветреная Геба,
Кормя Зевесова орла,
Громокипящий кубок с неба,
Смеясь, на землю пролила.

                              Федор Тютчев.

И часть горы осталась в нас
И мы остались ее частью
Там не бывает на показ
И не в известности там счастье

Сырого спальника уют
В покрытой инеем палатке
И на вершине не дают
Ни дефицита, ни зарплаты

И бесконечен снежный склон
И нет спасения от ветра
И неприступен бастион
И до вершины сотни метров

Боль тонкой струйкой в голове.
От напряженья сводит ноги.
Рюкзак стотонный на спине
И камень из под ног уходит

Висит карниз над головой,
Лавина ищет нас в прицеле
И рот распахнут ледяной
Бездонной и широкой щели.

И крик: Держать!!! И боль в руках.
И мысль: - Не зажать веревку…
И за сорвавшегося страх
И за свою самостраховку.

Палатку снегом замело
Лежим, зализываем раны
Уже от примуса тепло…
А утром снова выход ранний

За все приходится платить
Нет безопасных восхождений
Всем доводилось пережить
И боль утрат и поражений

Ведь альпинизм не ремесло
В горах не ходят гостем званым
И коль сюда Вас занесло
Знать, Вам покой не по карману

И значит Вам прямой резон
Дойти туда, где все дороги
Ведут лишь вниз, и мы дойдем
И там оставим все тревоги.

Автор: Олег Малышев

В короткий бабий неспокойный век
Успеть, суметь нажиться, ...а потом -
Былого власть, как прошлогодний снег,
С листочками просрочек под сукном...

А как бежит... Бежит ведь время как!
Глотаешь воздух рыбой на песке,
Не понимаешь, в этом - самый смак,
К исходу века узнаёшь секрет:

Колотит жизнь, сбивая масло в ком;
Не будет бить - пустая баба ты!
Хоть при народе, добром и честном,
Не называют бабий век святым,

Но ты до дня, до часа знаешь всё:
И как несла кресты, и как брала
На душу грех, как с криком вороньё
Тебя клевало, но была цела...

Да, век короткий бабий, в полглотка,
Что не напиться, не успеть взлететь...
Бывает, только получить пинка
И, встав из грязи, слёзы утереть.

Но ни на что другое никогда
Не променяешь срок короткий свой.
Года-отрезки сложены в лета,
И как не звать прошедшее судьбой?

Голодным сердцем, редко - по уму
Век проживаешь. Правда-то одна:
Дурёхи бабы. А смешно кому...
Да на здоровье! Лишь бы не со зла.

В глазах - печаль и отблески надежды…
Она носила сердце без одежды…
Душа зимой и летом нараспашку.
Не оттого ль теперь темно и тяжко?

В её глазах осколки той планеты,
Где есть большая надпись «Места нету…».
Лимит исчерпан… К сердцу нету входа…
А у неё совсем другая мода…

Везде своя и лишняя всечасно…
Всегда с улыбкой светлой и несчастной,
Она людей любила и не знала,
что жизнь её за это презирала…

А жизнь её за это била хлёстко,
как шоколад в руке, ломала жёстко…
Хранило сердце плачущие шрамы,
Шептало по ночам: «Мне больно, мама...»

Она была сильней мужчин по духу
И в то же время не обидит муху…
А сердце, без одежды замерзая,
Всё маялось, само себя терзая…

И как отформатировать сознанье,
Понять: уже не в моде состраданье…
Доверие и вовсе под запретом…
А искренность сравнима с раритетом…

И разве скроет майка марки «GUCCI»
Ту душу, есть в которой змей гремучий?
Но в моде стервы и крутые перцы…
В какой "прикид" одето - ваше сердце?

(Ирина Самарина-Лабиринт)

Иеромонах Роман

Дорогие мои, это всё!
Отовсюду хула и глумленье!
Нас теперь только чудо спасёт,
Да хотим ли мы сами спасенья?

Где народ мой? Ау! Что со мной?
Я не вижу родимого люда.
Потому-то и правят страной
Подлецы, проходимцы, иуды.

Наши души пускают на слом.
Нам шипят, указуя на стойло.
И молчим, позабыв обо всём,
Всё меняя на горькое пойло.

И не чуя особых утрат,
Мы таскаем чужие обноски,
И в припадках заходимся в лад
Жеребцам и кобылам с подмостков.

Окропить бы Крещенской водой
Одержимых безудержной корчью.
Русь моя! Боль моя! Что с тобой?
Кто навёл эту тяжкую порчу?

Горе, горе над Русской Землей!
Разгулялись в открытую бесы.
Размелькались, под хохот и вой,
И рога, и копыта, и пейсы.

О, народ мой! Довольно дремать
Помолись перед Подвигом Богу.
Православная Родина-Мать!
Двери ада тебя не возмогут!

16 января 1997. Скит Ветрово

--------------------------------------------------------------------------------
Ах, как птицы поют! Как в неволе не спеть!
Ублажаю тебя, Божье слово - Свобода!
Соловьи, соловьи! Я б хотел умереть
Под Акафист подобного рода.

Не ищите во мне злоязычества суть,
Кто ж меняет Творца на творенье?
Отложите пока человеческий суд,
Распахните сердца на мгновенье.

Так ликуй же, ликуй, непогоде на зло,
Окажи зде живущим услугу.
Совершай до утра прославленье без слов,
Призывай Благодать на округу.

Что вас манит сюда из заморских широт,
Там гораздо сытней и красивей.
Или воля не та, или воздух не тот?
Знать, и вам не прожить без России.

Где ж вы, судьи мои? Я пред вами стою
И готов головой заручиться,
Что, покуда у нас так пред Богом поют,
Ничего на Руси не случится!

29 мая 1996. Скит Ветрово

ЛЕОНИД КОРНИЛОВ

КОРНИЛОВ Леонид Софронович. Русский поэт. Родился на Урале в семье рабочих. Учился в мореходном училище, окончил сценарный факультет ВГИКа, работал журналистом. В настоящее время живёт в деревне, занимается крестьянским трудом и охотой. Некоторые его стихи вы могли видеть в сборнике "Русские", размещенном и на этом сайте.

Русский язык

Мне последнего слова не надо.
И когда хлынет кровь под кадык.
Из меня, как чеку из гранаты,
Время выдернет русский язык.

И сорвёт оглушительной силой
Свет со звёзд, словно пламя со свеч.
Над воронкой, размером с Россию,
В космос вздыбится русская речь.

Немота перейдёт все границы.
И полмира забудет слова.
И минута молчанья продлится
Может, год, может, век, может, два.

Но когда кошельками моллюсков
Мир себя до отвала набьет,
Он очнется и вспомнит про русских,
Про бессребреник – русский народ,

Раздаривший Аляску и правду,
И поднявшийся к Богу впритык.
Мне последнего слова не надо.
Говорить будет русский язык.

Он из наших - последний великий
Прикрывает надежно отход.
Не иконы, а книги, как лики,
Остаются на полках высот.

Что хотите вы мне говорите…
Как в пространстве царит высота,
Так числом русских букв в алфавите
Измеряется возраст Христа.

Древним словом мы с будущим слиты.
Человечество – наш ученик.
Наш круг чтенья – земная орбита.
Наша Родина – русский язык.

Нация

На юг, на запад, на восток
Свой северный покажем норов.
«Мы – русские! Какой восторг!» –
Кричит из прошлого Суворов.
Над Куликовым меч поет.
Над Бородинским ядра свищут.
Мы – русские! Какой полет!
Нас понапрасну пули ищут.
Из клочьев тельников, рубах
Пусть мир сошьет себе обнову.
Мы – русские! Какой размах!
Литая крепь меча и слова.
Солдатских кухонь пьедестал.
Навары заводских столовок.
Мы – русские! Сибирь… Урал…
И далее без остановок.
Мы на подножках у эпох
Под грохот революций висли.
Мы – русские! И видит Бог,
Что мы, как он, без задней мысли.
И нам без вести не пропасть,
В плечах могильный холм нам узкий,
Но и у нас смогли украсть
Одно столетье в слове «русский».
И сбита времени эмаль
С зубов, что губы закусили.
И все-таки какая даль
В славянском имени Россия.

"По утру спохмела у сельмага..."

По утру спохмела у сельмага
Мужиков соберётся ватага.
Молча скинутся. Жахнут с прикряком.
Закусь бросят голодным собакам.
Помянут, кто сгорел с перепою.
И ни слова о тех, кто – герои.
И потянутся пьяные бредни,
Как бухали вчерась да намедни.
А про то, что с империей было -
Как отрезало, как отрубило.
Лишь за то, что Россия пропала,
Будет пить собутыльная падла.
Матеря и деревню, и город,
В глотки сунут стеклянное горло.
И покрывшись багровою сыпью,
День Победы до донышка выпьют.
И полезет пропитая слава
За пустою бутылкой в канаву…
А с витрин этикетки «палёнки»
Разлетаются, как похоронки.
Не от водки народ догорает,-
Это Родина в нём умирает.

На русском поле «Беларусь»

На русском поле «Беларусь»
Пахал и пил взахлёб соляру,
Давал на сенокосах жару…
Но в бак ему залили грусть.
Потом в застенках гаража
На скатах спущенных держали.
Скребла его когтями ржа.
И под капотом кони ржали.
И сотни лошадиных сил
Рвались на русские просторы.
Он слышал дальние моторы
И каплю топлива просил.
Без плуга корчилась земля.
Без урожая чахла пашня.
Двуглавый герб-мутант на башне
Венчал двуличие Кремля.
И окружив славянский дом,
Пылили натовские танки.
Глобальной газовой атакой
На Минск надвинулся «Газпром».
И встал мужик не с той ноги,
Ко всем чертям отбросил стопку.
Заправил «Беларусь» под пробку.
К рулю качнулись рычаги.
Советский гимн запел движок
(Его другому не учили),
И повернув колёса чинно,
Он небо выхлопом обжёг.
И через ноздри клапанов
Втянув убитой пашни запах,
Он, вздыбившись, повёл на Запад
Ряды железных табунов.
И понеслись в последний бой
Все «Беларуси» - белороссы.
На подвиг малые колёса
Вели большие за собой.
И странно было всей Руси,
Великой некогда и смелой,
Вставать за малой Русью – Белой
И верить: Господи, спаси!
И через поле, через мать…
Опять сошлись надежды в Бресте,
Где с роду с Беларусью вместе
России славу добывать.
И честью пахаря клянусь,
Что, на бинты порвав портянки,
Тараном в натовские танки
Влетел горящий «Беларусь».

ВОЗНЕСЕНЕЦ

Поэтический заусенец
Указующего перста.
Переделкинский иждивенец.
Дара Божьего лимита.
Заблудившийся сын Сиона.
Шарф на вешалке кадыка.
Состригал, как стригут купоны,
Строки с русского языка.
И всосав с материнским мраком
К благодетелю музу-злость,
Вслед за Бродским и Пастернаком
В ад возносится на авось.
Только нам не намного легче.
Насекомыми все грешат.
Паразиты на русской речи
По живому кишмя кишат.

ПОМИНКИ ПО ПОБЕДЕ

То ли память размыли пробелы,
То ли правды в истории нет,
Но безвременно гаснет Победы
Неизбывный, казалось бы, свет.
И парады всё скорбней и глуше.
А ведь столько сломали штыков,
Столько жизней отдали Ей лучших,
Чтоб сияла во веки веков.
Столько крови течёт в Её жилах.
Столько славы в Её голосах.
Столько Родина песен сложила
О Её благородных творцах.
Да и вышла Она из народа.
И такая Ей сила дана,
Что весна сорок пятого года
Никогда отцвести не должна.
Но знамёна, как старые раны,
Кровоточат под гримом шумих.
Нет надежды в глазах ветеранов
На сынов и на внуков своих.
И в равненьи шеренг на трибуны
Нет, как прежде, равненья на флаг.
Костный пепел вгрызается в урны.
И брусчатка не слушает шаг.
Бьёт ударник под дых барабану.
И «ура» не взлетает в зенит.
Историческим пахнет обманом,
Что и в вечном огне не горит.
Как поминки по русской Победе,
Власть-иуда справляет парад.
В «миру – мир» заигрались, как дети,
Мы - потомки великих солдат.
Перехлёст реактивного следа
В небесах, помахавших крылом, -
Словно руки сложила Победа
На груди православным крестом.
Напороться на штык в рукопашной
Или броситься грудью на дзот…
Умирать за Победу не страшно.
Страшно, если Победа умрёт.

Вторая революция

Вторая ревролюция сурово
Обрезала «одну шестую» вширь.
Россия, словно дойная корова,
Рогами ткнулась в стылую Сибирь.
Карельские леса вывозят финны.
Китаец кедры рубит до корней.
А хлебосол сидит и смотрит фильмы
Про улицы разбитых фонарей.
В объедках элитарного корыта
Шныряет чин голодным червяком.
Раскормленная задница иврита
В Кремле подтерлась русским языком.
Молчит держава рабского терпенья.
Народ в своем Отечестве изгой.
Под кожу наркомания забвенья
Вгоняется останкинской иглой.
Отцы и дети – порванные жилы,-
Не отписать в наследство русский путь.
И молодежь влюбляется в наживу,
Чтоб в ненависти улиц потонуть.
И вставлен черт в иконные оклады.
Но руки крест отчаянный кладут.
И в грозных душах зреет без пощады
Осмысленный и неизбежный бунт.

Костыли

Как на чёрном катафалке,
В куче хлама и в пыли
Костыли лежат на свалке –
Отслужили костыли.
Затужили о проселках,
Где оплакивал шаги
Пот, стекавший с гимнастерки
В след единственной ноги.
А теперь вот им, ей-богу,
Деревянным, невдомёк,
Как в последнюю дорогу
Их не взять хозяин мог?
Затужили, затужили...
Не сыскать им ту версту,
Где они бы послужили
Одноногому кресту.

Гром

Ты грозу последнюю запомни:
Я недаром небо разорвал,
Но сломал о землю крылья молний
И упал за дальний перевал.
Вот лежу с открытым переломом.
Ты не верь, мужик, пока я тут,
Что у грома нет родного дома,
Что его на родине не ждут.
И по мне, конечно, сохли бабы,
Я ведь тоже нравиться умел.
Но свое, наверно, отбабахал,
Но свое, как видно, отгремел.
Горизонтом зажимаю рану.
Мне нельзя на стон или на крик.
Ты же знаешь, если я не гряну,
Ты не перекрестишься, мужик.
Мне другое дело незнакомо.
Я не мог с высот не загреметь.
Понимаешь, я родился громом,
Значит, должен громко умереть.

Удары сердца

Вышибаем ли двери плечом
Или скромненько топчемся в сенцах, –
Мы гонимы сердечным бичом
И живем под ударами сердца.
Прожигаем космический мир.
Покидаем земные насесты.
На раздумье дается лишь миг, –
Тот, что между ударами сердца.
Полсекунды, не больше, – на страх.
Полсекунды на шаг к отступленью.
Мы, качаясь, стоим на ногах
Под безжалостным сердцебиеньем.
Снова хлещет невидимый кнут.
Раздуваются паводком жилы.
Застояться сердца не дадут.
Только их мы ударами живы.
А другие удары – пустяк.
Все доступно для духа и плоти,
Пока сердце, размером с кулак,
Нас от чистого сердца колотит.

27 декабря в Большой аудитории Политехнического музея состоится традиционный творческий вечер друга и автора «Новой газеты», поэта Евгения Евтушенко.
Основной темой вечера станет презентация нового сборника стихов «Счастья и утраты», написанных в 2011–2012 гг.

Василий Белов умер, а эта еврейская мразь Евтушенко-Гангнус жива.